Глава 21

Свободный полет двух молодых орлов и одного опытного коршуна, именно так назвал все происходящее Егорыч, прервался, не успев начаться. Виной всему стала баба Зина, сидевшая, как оказалось, в глубокой засаде. В процессе дегустации мы, само собой, утратили бдительность, а потому искренне поверили, что Зинаида Стефановна ушла в дом. Хрена там. Она скромненько пристроилась на маленькой переносной скамеечке под окошком, и терпеливо ждала, когда пойдет улов.

Как только я, Андрюха и Матвей Егорыч нарисовались во дворе, планируя отправиться сначала к Клавдии, а потом выполнить распоряжение дядьки, раздался ехидный голос.

— А чего это ты, Матвеюшка, все яблочки собрал уже? Смотрю, прям обработался. Да? И парни тоже сильно уставшие. Еле идут, работнички. Крыжовник наверное уморились ощипывать.

Лицо у бабы Зины было ехидное, а голос однозначно не обещал деду Моте, да впрочем и нам, ничего хорошего. Если до того, как столкнуться с супругой нос к носу, Матвей Егорыч уверенно поучал молодое поколение, что бабу надо держать прижатой к ногтю, что место ее — на кухне, щи варить, то теперь брутальный самец, под действием самогона расправивший свои хилые плечи, исчез, и вернулся прежний Мотя, который переминался с ноги на ногу, виновато бормотал что-то под нос и пытался скрыться от злой бабки за нами с Андрюхой.

— А чего ты, Зинаида? А? Чего не отдыхаешь? Ты иди, отдохни. Уморилась, наверное. Я вот парней провожу. И вернусь. Скоро вернусь. Одна нога — там, вторая — здеся.

— М-м-м-м-м… Слыхали мы уже такое ни раз, а потом тебя, козлину, по соседским огородам ловили под утро… Когда ты по кустам полз. — Зинаида Стефановна очень медленно встала со скамеечки.

Выглядело это, честно сказать, как-то угрожающе. Да к тому же, в руке у нее была штуковина на длинной деревянной ручке, к концу которой крепился здоровый резиновый квадрат. Представить не могу, что это такое, но смотрелась бабка с загадочной хреновиной очень серьезно. Впечатляюще. Ну, либо мне так мерещилось с пьяных глаз.

— А зачем тебе, Зинаида, мухобойка? — Дед, в отличие от меня, назначение предмета знал и его это, похоже, сильно напрягало, — Неужто мух по двору собралась гонять? Так ведь нет ни единой, Зиночка.

— Ага! Одну муху. Овода. Который мне всю кровь выпил. Ему уже сдохнуть пора, а он все зудит и зудит, падла. Зудит и зудит. Думаю, надо ему крылья оборвать. — Зинаида Стефановна, не торопясь, шла в нашу сторону, в такт хлопая мухобойкой по своей ноге.

Мы с Андрюхой, как верные кореша, встали плечо к плечу, при виде опасности, угрожающей деду Моте. Но, если откровенно говорить, после отдегустированного самогона просто тяжко было держать прямой строй, хотелось опереться хоть на что-то. Поэтому, за неимением лучшего, мы использовали в качестве опоры друг друга. Тем более, вполне очевидно, что опасность точно имела место быть и вид она обрела конкретный. Матвей Егорыч же, пользуясь поддержкой, попытался спрятаться за нашими широкими спинами.

— Зинаида, насилие не является способом переговоров для советского человека. — Высунув голову, сообщил дед бабе Зине из-под андрюхиного локтя.

Но супруга Егорыча, видимо, мало понимала значение слова "переговоры", а потому, заявив:"Курица не птица, баба не человек, так же ты говорил, козел старый?" с удивительным для ее возраста проворством ухитрилась проскочить мимо нас с Переростком. Ну… потом я увидел, наконец, для чего могла служить мухобойка. Не знаю, как с мухами, а Егорыча баба Зина лупила ей так воодушевленно, с таким запалом и огоньком, что каждый шлепок сопровождался сначала громким, смачным звуком, а потом таким же громким, смачным матом деда Моти. Правда, в промежутках он успевал выкрикивать либо "Зинаида, солнце мое ясное. Голубка моя сизокрылая", либо "Отчипись, курва старая". Текст зависел от силы удара прилетевшей мухобойки.

— Жорик, — Авторитетно заявил братец, — Надо вали́ть. Сейчас она устанет деда гонять и на нас переключится. Точно тебе говорю. Быва́ло уже такое.

Вот в данном вопросе я Переростку доверял полностью и спорить не стал. Тем более, на фоне разразившейся личной драмы Матвея Егорыча, которому уже точно не светили ни Клавдия, ни свиньи, ни продолжение веселья, меня немного отпустило.

Пользуясь тем, что хозяева были слишком увлечены друг другом, мы с братцем выскользнули со двора и направились в сторону центра села. Андрюха упорно рвался к продавщице, чем изрядно начал меня нервировать.

— Я вот что не пойму…– Мозг стал соображать чуть лучше, хотя все равно оставался каким-то мутно-тяжёлым, ленивым, а земля, хоть и не сильно, но все же походила на палубу корабля, качающуюся под ногами. — Зачем тебе Клавдия?

— Не скажу. — Сразу же насупился Переросток.

— Да ладно! Чё ты?! Давай, поделись. Хорош! По-братски. — Я, размахнувшись, со всей силы долбанул Андрюху по плечу.

— Не скажу. — Братец насупился сильнее, а потому стал ещё бо́льше напоминать настоящего бычка, который опустил свою лобастую голову и смотрит из-под нахмуренных бровей. — Да и какой ты мне брат? Сам подумай. За все время появился впервые. Жил в своей Москве. Поди, стеснялся, что родственники в деревне имеются. И что мать твоя сама из этих мест. Хоть бы раз приехал летом. А теперь, ты погляди. Брат выискался.

— Эй, ты чё?! — Будь я трезвее, наверное, услышал бы глубокую обиду в словах Андрюхи. Но в данный момент, алкоголь в крови одержал уверенную, неоспоримую победу над умом и способностью мыслить адекватно. Переросток "быковал" на меня, с моей стороны пошла ответная реакция.

— А че?! Не так скажешь? — Продолжал заводиться тоже далеко не трезвый Андрюха.

— Так ты же посмотри на себя! На ваши эти Зеленухи. Про вас реально никому нельзя из нормальных людей рассказывать. Долбаный цирк на выгуле. Если не идиот, так псих. Если не псих, так манила какой-то. У вас, мляха муха, вся скотина звезданутая даже. Такая же, как хозяева.

— Слышь! — Братец резко остановился, вылупившись на меня мутными глазами. Я, соответственно, тоже перестал топать вперёд и замер напротив него. Ноги пришлось расставить пошире, чтоб штормило поменьше.

— Ты знаешь, с кем так будешь разговаривать? А? Слышь… Совсем охренел, пацан. Я не из твоих сельских лохов. Тон попроще. — Ну… как бы тема та же. Будь я трезвым, разговор в это русло не пошел бы, однако, меня начала накрывать безудержная злость. Просто, достали. Честно. Прикалывает их глумиться над городским пацаном. Типа умные такие все. А я — осел. Да ну на хер!

— Я тебе щас в морду дам. — Честно заявил Андрюха.

— Дашь. Ага. Дать ты можешь только Клавке, перезрелой шалаве с приветом. — Честно говоря, как только слова вылетели, тут же где-то в глубине души пожалел о своей несдержанности и грубости.

Даже сквозь пелену пьяного тумана. Даже при том, что вообще никогда не заморачивался, как и кого оскорбил. По хрену. Если человек чмо, так чмом его и надо назвать. А вот в эту секунду перед Андрюхой стало вдруг неудобно. Серьезно. Я даже открыл рот, собираясь едва ли не впервые в жизни извиниться, но Переросток, натурально, как самый настоящий бык, нагнул голову, зарычал, а потом побежал прямо на меня. Естественно, в том состоянии, да ещё и при уровне агрессии, возникшей между нами, ответил Переростку тем же. Мы столкнулись с такой силой, что на мгновение из груди вылетел весь воздух, но устоять на ногах не смогли ни я, ни Андрюха. Просто кувырком покатились в пыли, при этом с энтузиазмом работая кулаками.

Сложно оценить, кто из нас мог бы реально навалять сопернику. За Милославским, а значит, и за мной, однозначно был какой-то профессиональный опыт. Судя по направлению моих ударов, по их сконцентрированной, несмотря на состояние, силе, по движению рук, которое выдавали рефлексы тела, по тому, как уворачивался, даже будучи прилично подмят братцем, мой предшественник занимался скорее всего боксом. Я в прошлой жизни данное направление спорта иногда тоже практиковал, не на уровне, конечно, кандидата в мастера спорта, а чисто для себя. Но тем не менее. Поэтому, в этом, конкретном случае, совпало мое знание и умение Милославского.